Родня - Александр Новиков

Сосед — Антоныч жил пока, собой не донимал.

Под солнцем место — девять метров в коммуналке.

Костыль под левую с утра, в пальто — и похромал.

Соседи звали за глаза: «зипун на палке».

А к ночи тихо — щелк замком,

Пахнёт в прихожей табаком,

Вздохнет на панцирной — и в храп

До самого утра.

Где ногу потерял старик — бог весть.

Бог весть еще какие раны есть.

И воевал — не воевал,

Никто вопрос не задавал.

Так жил и обрастал смешно щетиной и быльем.

По мелочам ко мне, бывало, обращался:

— Такое дело, Александр, ссуди до пенсии рублем,

Через неделю ворочу, как обещался.

Он мог рублей не возвращать —

Я был готов ему прощать.

Он бедно жил, он много пил,

И я б не то ему простил.

Родных его никто не знал и не узнал бы впредь.

Полсотни пенсии — вот все, что слала почта.

Он до последней не дожил три дня, и вышло умереть.

Соседи видели из скважины замочной.

И вот на кухне у кастрюль,

Где чистят лук, где парят тюль,

Где только знали, что бранить,

Собранье: как похоронить?

Куда весь скарп его девать, куда?

Кто завтра въедет проживать?

(беда!)

И есть ли кто-то из родни?

-

Вот и хоронят пусть они!

Так день прошел и — вот те на!

— вприпрыг и семеня,

Бочком в прихожую, прикашливая скорбно,

По одному, по два, по три, как с неба грянула родня,

Так ненавязчиво и по-собачьи сворно.

И здесь же (не из хвастовства!)

Склоняли степени родства,

Сыскался даже брат родной

С сынком и с прежнею женой.

Составлен перечень, где скарб наперечет.

(А то, не дай бог, что к соседям утечет!)

И по согласию сторон:

Дележка — после похорон.

А через день еще старик в последний слег приют,

Вороны справили поминки сиплым карком.

На стены новые жильцы известку с дихлофосом льют

И сокрушаются: «Ах, как полы зашаркал!..»

На дверь — табличка, новый шрифт,

Последний стул запихан в лифт,

Родным гора как будто с плеч,

Острят над поводом для встреч.

Машина «Мебель» у подъезда тарахтит,

А женка брату: «Мебелишка-то не ахти…»

Галдит-гадает детвора:

— Кто переехал со двора?